Сибмама - о семье, беременности и детях

[ТЕАМА]

http://www.pravmir.ru/mitropolit-serafim-chichagov-iz-polkovnikov-v-svyashhennomucheniki/
Митрополит Серафим (Чичагов): из полковников – в священномученики
11 декабря, 2012 • Анастасия Коскелло

11 декабря 2012 года исполняется 75 лет со дня мученической кончины святителя Серафима (Чичагова). Офицер царской армии, выдающийся артиллерист, а также врач, композитор, художник… Он оставил мирскую славу ради служения Христу и принял священный сан по послушанию своему духовному отцу — святому Иоанну Кронштадтскому. 11 декабря 1937 года в возрасте 82 лет он был расстрелян на полигоне Бутово под Москвой.

Скрытый текст: Показать В тюрьму на носилках 30 ноября 1937 года на территорию поселка Удельная Московской области въехал «черный воронок». Он остановился у дома № 8 по ул. Песочная — небольшой деревянной дачи… Люди в штатском вышли из автомобиля, зашли в дом и стали разыскивать особо опасного преступника. Их взору предстал седовласый старик, больной водянкой. Дедушка лежал на кровати. Увидев непрошеных гостей, он не смог встать. Ему было 82 года, уже несколько лет он не мог самостоятельно передвигаться. «Гости» предъявили дедушке бумагу и сказали, что он арестован «за контрреволюционную монархическую агитацию». Последовала неловкая пауза — нужно было посадить дедушку в арестантский автомобиль, но непонятно было, как это осуществить технически. Послали за скорой помощью. Прибыли санитары с носилками, арестанта вытащили из кровати и перенесли в карету. Так на подводе с красным крестом лежачего больного доставили в столицу и сдали в Таганскую тюрьму. Там его сфотографировали и начали оформлять следственное дело. Зачем понадобился органам госбезопасности умирающий старик? Каким образом он мог осуществлять «контреволюционную агитацию»? На этот счет у чекистов было свое мнение. Обвинение, предъявленное дедушке, было, по меркам советской законности, строго документировано. Представление на арест утвердил комиссар Госбезопасности 1-го ранга Реденс. Справку на арест подписали начальник 8 отдела IV управления Госбезопасности старший лейтенант Булыжников и сотрудник этого же отдела капитан Персиц. В справке говорилось, что обвиняемый ни много, ни мало, а «авторитет православной церкви» и «проводит глубоко законспирированную контрреволюционную деятельность»: «В 4-й отдел УГБ УНКВД МО поступили сведения о том, что проживающий под Москвой авторитет православной церкви активный деятель «ИПЦ» митрополит Серафим — Чичагов Леонид Михайлович, быв. князь, быв. полковник царской армии, проводит глубоко законсперированную к-р церковную деятельность — дает указания к переходу церкви на нелегальное положение. Чичагов в своей квартире производит прием своих единомышленников, которых обрабатывает на возобновление к-р церковно-монархической деятельности и организацию последователей «ИПЦ» из числа церковников враждебно настроенных к советской власти. На основании изложенного прошу Вашей санкции на арест Чичагова Леонида Михайловича — митрополита «Серафима» 1856 г. рождения; проживает: ст. Удельная, Ленинской ж. д.» (орфография и стиль подлинника сохранены). Итак, 82-летний Леонид Чичагов, он же владыка Серафим, был обвинен по тогдашней статье 58 п. 10 УК, то есть в качестве меры пресечения ему было определено содержание под стражей. После ареста сотрудник Оперативного отдела УГБ Управления НКВД СССР по Московской области Сенькин провел в доме обыск. У арестанта изъяли «разной переписки на 20 листах и фотокарточек 3 штуки». В акте изъятых вещей от 4 декабря 1937 года, составленном уполномоченным Сенькиным, сообщалось, что помимо переписки и фотокарточек у обвиняемого при обыске были также отобраны каучуковая и медная печати с надписью «митрополит Серафим». Они были «уничтожены как не представляющие никакой ценности для суда и следствия»… «Тесно связан с царем» В тюрьме едва живого обвиняемого держали одиннадцать дней. За это время была наскоро собрана «доказательная база». Так, 2 декабря 1937 года следователь Булыжников допросил в качестве свидетеля некоего Павла Андреевича Глазунова, 1879 года рождения, работающего печником. Показания его были следующие: «Митрополит Серафим Чичагов является крупным авторитетом православной церкви, имеет большое влияние на верующих и духовенство. Чичагов, б. полковник, тесно связан с б. царем по военной и особенно по церковной линии. Чичагов во время моего посещения говорил: «Православная церковь и духовенство переживают тяжелое время испытаний, кто останется верен до конца апостольской православной церкви, тот спасен будет. Сейчас идет большое искушение верующих и духовенства со стороны власти. Многие, боясь репрессий, отходят от церкви, а другие встали на сторону власти и предают православную церковь и духовенство… Вы из истории хорошо знаете, что и раньше были гонения на христианство, но чем оно кончилось, торжеством христианства, так будет и с этим гонением — оно тоже кончится и православная церковь снова будет восстановлена и православная вера восторжествует… сейчас много народа страдает за веру, но это жемчуг, очищающийся в духовном горниле, и после этого будет много священномучеников за веру Христову, что не запомнит вся история». От себя Глазунов добавил: «Чичагова многие фанатики-верующие и попы имеют большое желание кононизировать как „святого“ после его смерти». 3 декабря 1937 года, оперуполномоченным Куликовым был допрошен другой свидетель, Толузаков Михаил Михайлович, 1873 года рождения, «служитель культа». Он также подтвердил, что старик, проживавший в доме на Песочной улице, является опасным «антисоветским элементом»: «Мне известно, что Чичагов — бывший полковник гвардейского полка, командовал гвардейским полком в Петербурге. Был председателем черносотенного салона графини Игнатьевой. Будучи полковником гвардейского полка он как аристократ, с презрением относился к нижним чинам и отличался особенной жестокостью. Родом происходит из старинной дворянской семьи, имел имение, где жестоко расправлялся с крестьянами. Желая сохранить свою жизнь, он бросает военную службу, уходит в монахи. Монашество принял, главным образом, с целью увеличения влияния на массы в монархическом направлении. Пользуясь своими связями с царскими кругами, быстро достиг высшей церковной власти и был назначен Тверским епископом. […] Мне известно, что после революции и до последнего момента митрополит Чичагов оставался ярым монархистом, продолжая проводить монархические идеи среди окружающих его лиц. Для более успешной монархической деятельности он стал во главе довольно большой кучки черносотенных архиереев и монахов Даниловского монастыря в Москве, к нему стекались его бывшие друзья: бывш. военные, дворяне, купцы и пр. контрреволюционный элемент, всем им он давал указания, как себя вести на местах. Будучи назначенным ленинградским митрополитом он в Ленинграде собрал вокруг себя реакционный контрреволюционный элемент. Среди окружающих лиц говорил, что „сов.власть — это явление временное, скоро сов. власть свергнут и опять будет царь, тогда мы опять заживем по-старому“. И далее он заявлял, что „у меня церковная жизнь поставлена по-старому, хоть сейчас приходи царь-батюшка, я готов его встретить“. […] Среди окружающих он говорил также: „Не думайте, что эта власть вечна. И горе тем, кто перешел на сторону сов.власти и поверил большевистским учениям. Русский народ по духу своему — монархический и постоит еще за царя-батюшку“. Есть свидетельства, согласно которым владыке Серафиму обещали сохранить жизнь, если он публично отречется от веры и снимет сан. Но он не отрекся. Все возведенные на него обвинения он отрицал, во время многочисленных допросов ни разу не оговорил ни одного из своих друзей и знакомых. 7 декабря 1937 года постановлением тройки Управления НКВД по Московской области он был приговорен к „высшей мере наказания“. 11 декабря 1937 года смертельно больной митрополит Серафим был расстрелян в подмосковном Бутово. К месту палачи несли его на носилках… Служба или служение? Так кто же был этот человек, и какую опасность он представлял для советской власти? Леонид Чичагов, выпускник Пажеского корпуса, 1874 года. Фото: chichagovs.narod.ru Безусловно, по меркам чекистов, митрополит Серафим был самый что ни на есть „антисоветский элемент“. Потомок древнего дворянского рода, потомственный военный, Леонид Михайлович Чичагов родился в Санкт-Петербурге. Отец его, Михаил Никифорович был полковник артиллерии (впоследствии дослужился до звания генерал-майора). В молодости он был блестящим гвардейским офицером. По окончании Пажеского корпуса в Санкт-Петербурге он поступил на службу в Гвардейскую конную артиллерию и имел все шансы дослужиться до высших чинов. Известно, что в 1877 году во время Русско-Турецкой войны Леонид Чичагов был в составе действующей армии, участвовал в кровопролитных сражениях на Балканах. За отвагу и героизм, проявленные в боях, он был произведен в гвардии поручики и удостоен многочисленных наград (в том числе орденов св. Анны 2-ой, 3-ейи 4-ой степени и орденами св. Станислава 2-ой и 3-ей степени). Самоотверженность поручика Чичагова была отмечена высшим военным командованием: главнокомандующий генерал Скобелев самолично вручил ему именную саблю с надписью „За храбрость“, а великий князь Николай Николаевич Старший — легендарный Георгиевский крест… Военная карьера его продолжала складываться успешно и в мирное время. Получив в 1881 году звание гвардии штабс-капитана, он, как признанный знаток артиллерийского дела, был командирован на маневры французской армии в Париж, где его представляют к награждению одним из высших орденов Франции. Он становится кавалером Ордена почетного легиона. К началу 1890-х годов он был награжден уже двенадцатью различными орденами России и ряда иностранных государств. Его военная карьера складывалась великолепно, но он оставил ее ради того, чтобы стать священником. В 1891 году, неожиданно для родных и близких, он, состоя адъютантом при великом князе Михаиле Николаевиче, выходит в отставку в чине гвардии штабс-капитана. И готовится к принятию священного сана. Как это могло произойти? Интерес к Церкви и духовным вопросам был у Леонида Михайловича с детства. В возрасте десяти лет Леонид потерял отца. Раннее сиротство, по-видимому, оставило глубокий след в душе мальчика, — уже в юности он стал очень религиозным. В Преображенском полку, куда Чичагов поступил по окончании образования, он удивлял сослуживцев, в частности, тем, что соблюдал все посты, хотя в армии, согласно указу Петра I, соблюдение постов не было обязательным. По-видимому, во время Турецкой войны, наблюдая боль и страдания раненых и умирающих воинов, он почувствовал в себе стремление помогать страждущим. Первоначально оно привело Леонида Михайловича к занятиям медициной. Много и старательно занимаясь самообразованием, Леонид Михайлович составил собственный лечебник с теоретическим обоснованием гомеопатии и практическими рекомендациями по лечению болезней на основе применения лекарств растительного происхождения. Разработанная им система лечения была подробно изложена в двухтомнике „Медицинские беседы“, а также в книге „Краткое изложение медицинских бесед“, которые не потеряли своего значения и в наши дни. Глубоко сопереживая всем, кто нуждался в помощи и поддержке, Леонид Михайлович всю жизнь занимался благотворительностью. Ещё находясь на военной службе, он учредил благотворительное общество помощи военным, которые по болезни были вынуждены выйти в отставку до приобретения права на пенсию. Он также заботился о детях-сиротах, родители которых погибли на войне. Во время русско-японской войны он организовывал сборы пожертвований для лечения раненых, участвовал в формировании санитарных поездов. И все же, в определенный момент он осознал, что всего этого мало, и он хочет целиком, без остатка посвятить свою жизнь Христу. Тогда же, в 1878 году в Петербурге Леонид Михайлович впервые встретился с протоиереем Иоанном Сергиевым. „Всероссийский батюшка“ разрешил многие духовные вопросы молодого офицера и стал его духовником, с благословения которого он принимал многие жизненные решения во все последующие годы. В дальнейшем по послушанию святому Иоанну Кронштадскому он и станет священнослужителем. Решение о смене рода деятельности для Леонида Михайловича было крайне болезненным. Нужно сказать, что принятию им священного сана, помимо друзей и родственников, всерьез противилась и супруга. Наталья Николаевна Чичагова, урожденная Дохтурова, никак не мыслила себя в роли матушки. Она, как и сам Леонид Михайлович, происходила из знаменитой аристократической фамилии. Отец ее был камергером Двора Его Императорского Величества, действительным статским советником. Она выросла в среде высшего петербургского общества, и боялась порывать с привычным светским укладом жизни. Однако решающую роль в ее решении сыграл духовник семьи, протоиерей Иоанн Сергиев. Он провел с Натальей Николаевной личную беседу и убедил ее дать согласие на принятие Леонидом Михайловичем священного сана. Чужой среди своих С этого момента все в жизни Чичаговых изменилось. В 1891 году они с дочерьми переехали в Москву. Они поселились на Остоженке в доме № 37. Этот особняк с белыми колоннами сохранился и до наших дней. Ранее в нем жил И. С. Тургенев, поэтому сегодня в нем расположен музей писателя. Целых три года Леонид Михайлович готовился к принятию священства: изучал богословские науки, стремится активно участвовать в делах милосердия… И вот в 1893 году вместо гвардии полковника он стал рядовым московским священником. Его рукополагают в сан диакона, а затем священника с определением в собор Двунадесяти Апостолов в Московском Кремле. В психологическом отношении первые годы священства отца Леонида были для его семьи крайне трудными. Разрыв с привычной военно-аристократической средой, трудное вхождение в незнакомую и непонятную жизнь духовного сословия… Испытания первых лет священнического служения отца Леонида были усугублены тяжелой болезнью его супруги, матушки Наталии, которая умерла в 1895 году в возрасте тридцати шести лет, оставив четырех малолетних дочерей. После смерти жены Леонид Михайлович принял монашество. 14 августа 1898 года в Свято-Троицкой Сергиевой Лавре он был пострижен в мантию с именем Серафим. Потом было одно послушание за другим. Были четыре трудных года (1895–99), когда отцу Леониду поручили окормление военнослужащих-артиллеристов Московского Военного Округа. Направление бывшего артиллерийского офицера в качества военного священника в знакомую ему среду воинов-артиллеристов, казалось бы, было закономерным. Однако в той же степени, в которой он, потомственный аристократ, был чужим для большинства священников-поповичей, он отныне был чужим и для большинства представителей военного сословия, традиционно дистанцировавшихся от активной религиозности… В 1899 году иеромонах Серафим был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря и благочинным всех монастырей Владимирской епархии. Через 6 лет, в 1904 году последовало новое назначение — архимандрит Серафим стал настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. А менее чем через год, 28 апреля 1905 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась архиерейская хиротония — архимандрит Серафим был хиротонисан во епископа Сухумского. Далее были годы служения епископом Орловским (1906–8), епископом Кишиневским (1908–12), епископом Тверским и Кашинским (1912–17)… „Генеральски снисходительно“ Как и многие русские епископы, помимо пастырской деятельности, владыка Серафим принимал активное участие в общественно-политической жизни. Он был активным членом Русского Монархического Собрания, участвовал в деятельности интеллектуального штаба монархистов Москвы. В 1907—1909 гг. входил в состав Совета и позднее был избран одним из шести почётных членов этой старейшей национально-патриотической организации. В Орле, а затем в Молдавии он занимал посты почётного председателя местных отделов Союза Русского Народа… И все же, на фоне традиционного русского епископата владыка Серафим определенно выделялся и своими талантами, и своей военной выправкой. Церковный историк А. Краснов-Левитин дал яркую характеристику владыки Серафима: „…я ловлю себя на том, что невольно им любуюсь: яркая индивидуальность всегда импонирует. В нем не было ничего искусственного, натянутого, деланного. Он держал себя естественно и просто. Когда его облачали посреди храма, когда он стоял в полном облачении перед престолом, он держался так, как будто был один в комнате, а не перед несколькими тысячами человек, которые не спускали с него глаз. В его молчаливых повелительных жестах чувствовалась привычка командовать; служил он негромким старческим голосом, благословлял слабым движением рук, генеральски снисходительно шутил с духовенством. Также просто он говорил с народом: отчитает, отругает, почему плохо стоят, зачем разговаривают, почему поздно приходят к исповеди. Народ смущённо молчит… Потом: „Ну, ладно. Давайте помиримся“. И начинается проповедь“. За „генеральство“ и „черносотенные“ взгляды владыка Серафим не единожды пострадал. Во время революции 1917 года, под предлогом „борьбы с политическим реакционером за обновление общественной и церковной жизни“ большевистские власти выслали архиепископа Серафима из Тверской губернии. Стремясь уберечь владыку от большевистской расправы, Святейший Патриарх Тихон за несколько дней до разгона Поместного Собора в сентябре 1917 года успел возвести архиепископа Серафима в сан митрополита и принять на заседании Священного Синода решение о назначении его на Варшавскую и Привисленскую кафедру, находившуюся на территории Польши. „Дружина друзей Иисуса“ Выехать к месту своего назначения митрополиту Серафиму так и не удалось: помешала гражданская война. Да и чекисты не желали отпускать „церковного авторитета“… Весной 1921 года митрополит Серафим встретился в Москве с польскими дипломатами, чтобы договориться относительно возможности его проезда к месту службы в Варшаву. ВЧК была встревожена этим фактом, у владыки произвели обыск. По итогам обыска у митрополита Серафима были изъяты письма кардиналу Каповскому, главе Римско-Католическoй Церкви в Польше и протоиерею Врублевскому, представлявшему в Варшаве интересы православного духовенства. Эти письма были положены чекистами в основу немыслимых обвинений в том, что владыка Серафим якобы направляется в Польшу, чтобы „координировать против русских трудящихся масс за границей фронт низвержённых российских помещиков и капиталистов под флагом „дружины друзей Иисуса““. В итоге 24 июня 1921 года судебная тройка ВЧК заочно осудила митрополита Серафима и приговорила его „к высылке в Архангельский концлагерь сроком на два года“. Владыка не был извещен об обвинении. Остававшийся под негласным наблюдением ВЧК он был арестован 21 сентября 1921 года и помещён в Таганскую тюрьму „для препровождения к месту заключения“. Узнав об обвинении, дочь владыки Наталья Чичагова обратилась к председателю ВЦИК Калинину с просьбой об освобождении отца «в связи со старческим возрастом и болезненным состоянием». Власти проявили «снисхождение»: 20 марта 1923 года ссылка в Архангельск была заменена ссылкой в Марийскую область сроком на один год. Отбыв срок ссылки, владыка возвратился в Москву. Он поселился в доме № 6 на Плющихе. С ним вместе жила и его дочь Наталья, которая по возможности всегда старалась быть рядом с ним. Между митрополитом Серафимом и Натальей существовали особо близкие, доверительные отношения. Наталья была близка ему по духу. В годы Первой Мировой она работала сестрой милосердия, позже приняла постриг с именем Серафима в Рижском Свято-Троице-Сергиевом монастыре. В середине 1920-х годов пожилой владыка отошел от активной церковной деятельности. Высшее церковное управление было захвачено представителями обновленческой «Живой церкви». Владыка дистанцировался от раскольников и поддерживал общение лишь с духовенством и братией Свято-Данилова монастыря, главного оплота тогдашних «староцерковников»… Владыка Серафим хотел поселиться в любимом его сердцу Серафимо-Дивеевском монастыре, на территории которого была погребена его супруга. Именно в Дивеево сам он в случае своей кончины намеревался обрести вечный покой. Однако настоятельница монастыря игуменья Александра отказала дать пристанище владыке Серафиму в обители. Поводом для такого отказа, видимо, послужил не забытый игуменьей давний ее конфликт с владыкой Серафимом по вопросу о месте закладки нового храма (считается, что игуменья Александра распорядилась построить храм там, где она сама пожелала, игнорируя благословение преподобного Серафима Саровского, что осудил митрополит Серафим). Получив отказ от Дивеево, владыка в 1924 году переехал на жительство в Сергиевский женский монастырь под городом Шуя Владимирской области. «Человек порядка» В 1927 году владыка, в отличие от многих других русских епископов, прославленных в лике новомучеников Российских, поддержал известную «Декларацию» митрополита Сергия Страгородского. «Человек порядка, привыкший мыслить категориями строгой иерархии, он считал восстановление централизованной церковной власти наиболее важным делом», — гласит житие владыки Серафима… Один из немногих преданных митрополиту Сергию архиеереев, в 1928 году владыка Серафим назначается на Ленинградскую кафедру. Основная задача, которую поставил перед ним митрополит Сергий, заключалась в урегулировании конфликта с иосифлянами (так называемой «Истинно-Православной Церковью», возглавляемой запрещенным в служении митрополитом Иосифом (Петровых)). Убежденный сторонник церковного единства, владыка Серафим сумел убедить многих иосифлян воссоединиться с митрополитом Сергием. В 1933 году, последнем году пребывания владыки Серафима на ленинградской кафедре, в епархии оставалось лишь два официально зарегистрированных «иосифлянских» приходских храма. Видя, что свою миссию владыка Серафим уже выполнил и опасаясь за его здоровье и судьбу, митрополит Сергий и Временный Патриарший Синод благословили владыке уйти на покой. Отслужив 24 октября 1933 года в храме своей юности — Спасо-Преображенском соборе — Божественную литургию, владыка Серафим навсегда покинул свой родной город, передав свою паству митрополиту Алексию (Симанскому), ставшему впоследствии Святейшим Патриархом всея Руси Алексием I. Владыка снова переехал в Москву. Подыскивая себе жилье, он временно остановился в резиденции митрополита Сергия (Страгородского), находившейся недалеко от Елоховского Богоявленского кафедрального собора. Затем, в начале 1934 года он поселился в дачной местности под Москвой в поселке Малаховка, а позже арендовал полдома на станции Удельная Казанской железной дороги. Его жилище представляло собой две небольшие комнаты с кухней. Жил он тихо, молился, много читал, сочинял церковную музыку, никогда не расставался со своей фисгармонией. Владыка страдал гипертонией, одышкой, с трудом передвигался, из дома практически не выходил. Но одинок владыка не был. Практически все время рядом с ним находились две его верные келейницы монахини Воскресенского Феодоровского монастыря Вера и Севастиана, сопровождавшие его по благословению своей игумении Арсении более семи лет вплоть до его третьего по счёту, последнего ареста. Нередко владыку Серафима посещали представители церковной иерархии, в частности, митрополит Алексий (Симанский). Он встречался также со своими друзьями, духовными детьми и родственниками. Семья Серафимов В 1936–1937 годах у владыки в Удельной жила также его внучка Варвара, крестным отцом которой он был. В момент ареста деда она находилась у матери в Москве. «Я тогда была студенткой вечернего факультета Института тонкой химической технологии и работала в Институте органической химии Академии наук лаборанткой. В 1936–1937 годах я практически жила с дедушкой, — вспоминала Варвара, — Мой день начинался в шесть часов утра и заканчивался около полуночи. Утром, естественно, дедушка еще спал, но вечером — уже в кровати — всегда ждал меня, рассказывал что-либо интересное, происшедшее за день, благословлял меня, и я шла к матушкам ужинать, засиживаясь подолгу за интересными разговорами. Обстановка и дух этого дома действовали на меня умиротворяюще. Сойдя с электрички и приближаясь к даче, я представляла, как, войдя, встречу любовь и ласку, — и спадало напряжение после насыщенного дня, проведенного в „суете сует“. На даче было две комнаты и большая кухня. Одна комната — дедушкина спальня с большим количеством икон, книг и рабочим письменным столом, другая — столовая-гостиная, где стояли обеденный стол, фисгармония и диван, на котором я спала, а на стене висел большой образ Спасителя в белом хитоне, написанный дедом. По воскресеньям я ходила к обедне в Удельнинский храм, а вернувшись, находила дедушку уже „на ногах“, и мы садились завтракать. Часто в это время к нему кто-либо приезжал… Вечером, когда все уезжали, дедушка садился за фисгармонию — с ней он никогда не расставался — и играл или сочинял духовную музыку, а я сидела на диване, смотрела на него или читала и ощущала благодать, от него исходившую…». В ноябре 1937 года несмотря на заступничество митрополита Сергия владыку Серафима арестовали. По рассказам самого владыки Серафима, день его кончины был предсказан отцом Иоанном Кронштадским, который неоднократно повторял: «Помни день Трёх Святителей». Владыка каждый год готовился к смерти в этот день. Об аресте деда внучке Варе сообщили на следующий день. Стараясь узнать, куда увезли дедушку, Варя в отчаянии обошла все известные ей тюрьмы — Лубянскую, Таганскую, Лефортовскую… Но везде был один ответ: Чичагова Леонида Михайловича нет. Через несколько дней арестовали келейниц владыки — монахинь Веру и Севастиану. Удивительна судьба неразлучных сестер: ордер был выдан только на монахиню Веру, но мать Севастиана добровольно последовала вместе с ней. В лагере в 1938 году она умерла, а мать Вера, отбыв в заключении пять лет, вышла на свободу и скончалась в 1961 году. В 2005 году монахиня Севастиана была прославлена в сонме новомучеников и исповедников Российских († 1938; память 28 июня). Дочери владыки Серафима Вера, Наталия и Леонида пошли впоследствии по стопам отца и посвятили себя служению Богу. Наталия и Леонида приняли монашество с именем Серафима, а Вера — с именем Вероника. Младшая дочь Екатерина пожертвовала своим дарованием и отказалась от профессии певицы ради благополучия своей семьи, отдав себя целиком воспитанию своих детей. Примеру дедушки и своей матери Леониды последовала и Варвара Васильевна Черная, внучка владыки. Известный ученый-химик, она много сделала для сохранения памяти о митрополите Серафиме. Ее усилиями спустя пятьдесят лет после расстрела, 10 ноября 1987 года Леонид Михайлович Чичагов был полностью реабилитирован государственной властью и признан невиновным. А в 1997 году Архиерейским собором Русской Православной Церкви митрополит Серафим был прославлен новомученик. Незадолго до смерти Варвара Васильевна также приняла монашеский постриг под именем Серафимы (ум.1999). Наследие митрополита Серафима — военного историка, художника, богослова, композитора, — огромно. В московском храме во имя пророка Божия Илии в Обыденном переулке есть образ Спасителя в белом хитоне и образ преподобного Серафима, молящегося на камне, написанные им. Главное творение врача Леонида Чичагова — книга «Медицинские беседы» — до сих пор пользуется авторитетом у гомеопатов, она была переиздана издательством «Аванти» в 1999 году. Духовная музыка, написанная митрополитом Серафимом, в наши дни регулярно исполняется в храмах и филармониях. В Тверской епархии, в деревне Дубровка Бологовского района Тверской области, в память священномученика митрополита Серафима Чичагова в 1999 году сооружена часовня. Скрыть

_________________
Дочка- три сыночка - дочка
Spiro ergo amo, amo ergo vivo!

[Olguta]

http://www.pravmir.ru/svyatitel-ioann-shanxajskij-na-lyudskie-nuzhdy-otzyvchivyj-2/
Святитель Иоанн Шанхайский «на людские нужды отзывчивый»

Скрытый текст: Показать Святитель Иоанн Шанхайский «на людские нужды отзывчивый» 25 июня, 2008 • Епископ Александр (Милеант) • Также в рубрике • Распечатать запись • Отправить по почте От редакции: Архиерейский Собор Московского патриархата на заседании во вторник принял решение о прославлении в лике общецерковных святых святителя Шанхайского и Сан-Францисского Иоанна (Максимовича) — бывшего первоиерарха Русской зарубежной церкви, канонизированного ею в 1994 году. «Святость — это не просто праведность, но достижение такой духовный высоты, что благодать Божия, наполняющая святого, от него переливается и на тех, кто общается с ним. Велико блаженство святых, в котором они пребывают, созерцая славу Божию. Будучи полны любви к Богу и людям, они отзывчивы на людские нужды и ходатайствуют перед Богом и помогают тем, кто к ним обращается.» Характеризуя такими словами древних святых, Владыка Иоанн одновременно суммировал и свое личное духовное устремление, которое сделало его одним из величайших святых нашего времени. Жизнь праведника ВЛАДЫКА ИОАНН, в крещении Михаил, родился в Харьковской губернии 4-го июля 1896-го года у благочестивых дворян Бориса и Глафиры Максимович. Уже с детства в юном Михаиле чувствовалось какое-то особое стремление к святости, подобное тому, какое было у его дальнего родственника — выдающегося сибирского миссионера святителя Иоанна, митрополита Тобольского, прославленного Богом чудесами и нетлением мощей. Михаил был болезненным мальчиком с плохим аппетитом; игрушечных солдатиков он превращал в монахов, а крепости — в монастыри. Святогорский монастырь, расположенный недалеко от имения Максимовичей, располагал молодого Михаила к вдумчивому отношению к жизни. Под влиянием отрока Михаила инославная гувернантка приняла Православие. В 1914-ом году Михаил окончил Полтавский Кадетский Корпус и поступил в Харьковский Императорский Университет на юридический факультет. Учился он превосходно, хотя часть своего времени он уделял изучению житий святых и духовной литературе. Харьковская церковная жизнь содействовала начальным шагам юного Михаила по пути благочестия. В усыпальнице харьковского собора почивали мощи чудотворца архиепископа Мелетия (Леонтовича), который проводил ночи в молитве, стоя с поднятыми руками. Михаил полюбил этого святого и начал ему подражать в подвиге ночного бодрствования. Так постепенно у юного Михаила стало зреть желание всецело посвятить себя Богу, и в связи с этим в нем стали проявляться высокие духовные качества: воздержание и строгое отношение к себе, великое смирение и сострадание к страждущим. Еще до отъезда из России юный Михаил познакомился с Блаженнейшим Митрополитом Антонием (Храповицким), основателем Русской Зарубежной Церкви. В конце гражданской войны Михаил со своей семьей эвакуировался в Югославию, где поступил на богословский факультет Белградского университета, который он окончил в 1925-ом году. Ближе познакомившись с юным Михаилом, Митрополит Антоний очень полюбил его и приблизил к себе. В 1926-ом году Митрополит Антоний постриг Михаила в монахи с именем Иоанна (в честь митрополита Иоанна Тобольского) и вскоре посвятил в иеродиаконы. На праздник Введения во Храм Пресвятой Богородицы инок Иоанн стал иеромонахом. В 1929-ом году он начал преподавать в сербской гимназии и быстро завоевал любовь учащихся своим умением вдохновлять их высокими христианскими идеалами. Будучи иеромонахом, Иоанн продолжал преуспевать в подвиге строгого воздержания, к которому он присовокупил непосильный для большинства людей подвиг всенощной молитвы. В этот период по просьбе местных греков и македонян он начал служить для них на греческом языке. Подобно святому праведному Иоанну Кронштадтскому Владыка ежедневно служил Литургию, которая давала ему большую духовную силу, согревающую в нем любовь к Богу и людям. Иеромонах Иоанн стал посещать больницы и отыскивать больных, нуждающихся в молитве, утешении и причащении. Так как известность иеромонаха Иоанна непрерывно росла, то заграничные архиереи решили возвести его в епископы. Желая уклониться от такого высокого звания, иеромонах Иоанн стал ссылаться на свое косноязычие. Но архиереи остались непреклонными, указав ему, что и пророк Моисей был косноязычным. Посвящение иеромонаха Иоанна во епископы с назначением его на Шанхайскую епархию состоялось в мае 1934-го года. Новорукоположенный Владыка прибыл в Шанхай в конце ноября и сразу же взялся за восстановление церковного единства, установив связь с местными православными сербами, греками и украинцами. В это же время Владыка занялся построением огромного собора в честь иконы Богоматери «Споручницы грешных,» который был закончен вместе с трехэтажным приходским домом и колокольней. Обладая неиссякаемой энергией, Владыка Иоанн был вдохновителем построения храмов, госпиталей и приютов и принимал самое живое участие во многих общественных начинаниях русского Шанхая. Но при всей этой кипучей деятельности, Владыка Иоанн пребывал как бы в ином мире. Чтобы избежать мирской славы и людских похвал, он по временам притворялся юродивым. Пребывая постоянно в молитве, Владыка, если не служил в храме, то сам вычитывал все суточные богослужения. Часто Владыка ходил босиком даже в самые холодные дни, ел однажды в день, а в посты питался лишь просфорой. Для бодрости он по утрам обливал себя холодной водой. В гости не ходил, но нуждающихся в помощи всегда посещал даже в самое неожиданное время и в плохую погоду. Знакомых больных Владыка ежедневно посещал со Святыми Дарами. Он обладал прозорливостью и даром сильной молитвы. Записано множество случаев чудесной помощи по молитвам Владыки Иоанна. Некая прихожанка в 1939 г. по причине постигших ее испытаний стала терять веру. Однажды, войдя в храм во время служения Владыки Иоанна, она увидела, как во время пресуществления святых Даров огонек в виде большого тюльпана опустился в Чашу. После этого чуда вера вернулась к ней, и она стала каяться в своем малодушии. Однажды от постоянного стояния нога Владыки сильно распухла, и врачи, опасаясь гангрены, предписали ему лечь в госпиталь. После долгих просьб, наконец, удалось уговорить Владыку лечь в русскую больницу. Но пробыл он в ней недолго: в первый же вечер он тайно сбежал в собор, где отслужил всенощное бдение. Через день опухоль ноги бесследно прошла. Владыка посещал тюрьмы и служил Литургию для арестантов. Нередко при виде Владыки душевно больные успокаивались и с благоговением причащались. Однажды Владыку Иоанна пригласили причастить умирающего в русской больнице в Шанхае. Владыка взял с собой священника. Прибыв в больницу, он увидел молодого и жизнерадостного человека, возрастом 20-ти лет, играющего на гармошке. Этого юношу должны были выпустить из больницы на следующий день. Владыка Иоанн подозвал его со словами: «Хочу сейчас тебя причастить.» Молодой человек тут же исповедался и причастился. Изумленный священник спросил Владыку, почему он не пошел к умирающему, а задержался с очевидно здоровым молодым человеком. Владыка ответил: «Он умрет сегодня ночью, а тот, который тяжело болен, будет жить еще много лет.» Так и произошло. Огромным делом милосердия Владыки было построение в Шанхае приюта для сирот и нуждающихся детей. Вначале в приюте проживало 8 сирот, с годами приют стал давать убежище сотням детей, а в общей сложности через приют прошло 1500 детей. Владыка сам собирал больных и голодающих детей с улиц шанхайских трущоб. Однажды во время войны в приюте не хватило продуктов для питания детей. Владыка молился всю ночь, а утром — звонок: прибыл представитель какой-то организации с крупным пожертвованием для приюта. Во время японской оккупации Владыка объявил себя временным главой русской колонии и проявил большое мужество, защищая русских перед японскими властями. В Шанхае преподавательница пения Анна Петровна Лушникова учила Владыку правильно дышать и правильно произносить слова, и этим помогла ему улучшить дикцию. В конце каждого урока Владыка платил ей 20 долларов. Однажды, во время войны, в 1945 году она была тяжело ранена и попала во французский госпиталь. Чувствуя, что ночью она может умереть, Анна Петровна стала просить сестер позвать Владыку Иоанна, чтобы ее причастить. Сестры отказались это сделать, так как вечерами госпиталь запирали из-за военного положения. Вдобавок этой ночью был сильный шторм. Анна Петровна рвалась и звала Владыку. Вдруг около 11 часов ночи в палате появился Владыка. Не веря своим глазам, А.П. спросила Владыку сон ли это, или он действительно пришел к ней. Владыка улыбнулся, помолился и дал ей причастие. После этого она успокоилась и заснула. На следующее утро она почувствовала себя здоровой. Никто не верил А.П., что Владыка навестил ее ночью, так как госпиталь был наглухо заперт. Однако соседка по палате подтвердила, что она тоже видела Владыку. Больше всего всех поразило то, что под подушкой у Анны Петровны нашли 20-ти долларовую бумажку. Так Владыка оставил вещественное доказательство этого невероятного случая [1, стр. 19]. Бывший шанхайский прислужник Владыки, ныне протоиерей Георгий Л., рассказывает: «Несмотря на строгость Владыки, все прислужники очень его любили. Для меня же Владыка был идеалом, которому я хотел подражать во всем. Так, во время Великого поста я перестал спать в кровати, а ложился на пол, перестал есть обычную еду с семьей, а вкушал наедине хлеб с водой… Родители заволновались и повели меня к Владыке. Выслушав их, Святитель повелел сторожу пойти в лавку и принести колбасу. На мои слезные просьбы о том, что я не хочу нарушать Великий пост, мудрый Архипастырь приказал мне есть колбасу и всегда помнить, что послушание родителям важнее самовольных подвигов. «Как же мне быть дальше, Владыка?» — спросил я, желая все же как-то «особенно» подвизаться. — «Ходи в церковь, как ты до сих пор ходил, а дома делай то, что тебе говорят папа и мама.» Помню, как я тогда огорчился, что Владыка не назначил мне каких-нибудь «особых» подвигов» [2, стр. 34]. С приходом к власти коммунистов русские из Китая бежали на Филиппинские острова. Пять тысяч беженцев находились на острове Тубабао. Владыка ежедневно обходил остров и своими молитвами и крестным знамением ограждал остров от сезонных тайфунов, это признавали и сами филиппинцы. По ходатайству Владыки в Вашингтоне изменили закон о русских беженцах, благодаря чему многие русские были допущены в США. В 1951-ом году Владыка возглавил Западно-Европейскую епархию, с кафедрой в Париже. Владыка приложил большие усилия, чтобы присоединить к Зарубежной Церкви приходы французской Православной Церкви и помог создать Голландскую Православную Церковь. Владыка обратил внимание на существование древних местных святых, дотоле неизвестных Православной церкви. По его инициативе Синод вынес резолюцию о почитании ряда святых, из живших на Западе до разделения церквей в 1054 году. Владыка постоянно разъезжал по Европе и служил Литургии то по-французски, то по-голландски, а позднее — по-английски. Многие его почитали, как бессребренника-целителя. Е.Г. Черткова вспоминает: «Я несколько раз ходила навещать Владыку, когда он жил в Кадетском корпусе под Парижем. У него была маленькая келия на верхнем этаже. В келии находились стол, кресло и несколько стульев, а в углу — иконы и аналой с книгами. Кровати в келии не было, потому что Владыка не ложился спать, а молился, опираясь на высокую палку с перекладиной наверху. Иногда он молился на коленях; вероятно, когда клал поклоны, то немного засыпал в таком положении, на полу. Вот как он себя изнурял! Иногда во время нашего разговора, мне казалось, что он дремлет. Но когда я останавливалась, он сразу говорил: «Продолжайте, я слушаю.» «Когда он не служил, а находился дома, то обычно ходил босиком (для умерщвления плоти) — даже в самые сильные морозы. Бывало идет босиком в мороз по каменистой дороге из корпуса до храма, который находился у ворот, а корпус стоял внутри парка, на горке. Однажды он повредил себе ногу; доктора не могли вылечить ее, и была опасность заражения крови. Пришлось положить Владыку в госпиталь, но он отказывался лечь в кровать. Однако по настоянию начальства Владыка, в конце концов, покорился и лег в постель, но подложил под себя сапог, чтобы было неудобно лежать. Сестры госпиталя, француженки, говорили: «Вы привезли к нам святого!» К нему каждое утро приезжал священник, служил Литургию и Владыка причащался.» «Так как у нас одно время не было своего священника, то однажды к нам приехал священник из другого прихода и отслужил всенощную. Вся всенощная длилась 45 минут! Мы пришли в ужас! Столько было пропущено, что мы решились сказать об этом Владыке в надежде, что он повлияет на этого священника, в смысле соблюдения порядка богослужения. А Владыка, мило улыбнувшись, говорит нам: «Ну, вам никак не угодишь! Я служу слишком долго, а тот слишком коротко!» Как мило и кротко Владыка научил нас не осуждать» [2, стр. 44]. В. Д. рассказывает: «Многие знали, что Владыку не надо просить кого-нибудь посетить: Сам Господь внушал ему куда и к кому идти. В парижских госпиталях многие знали Владыку Иоанна и впускали в госпиталь в любое время. Причем Владыка безошибочно направлялся, куда нужно. Когда мой брат получил ранение в голову, его положили в больницу. Рентгеновский снимок показал, что у него большая трещина в черепе. Его глаза опухли и залились кровью; он находился в ужасном состоянии. Владыка, который не знал моего брата, каким-то чудом нашел его в больнице, помолился над ним и причастил. Когда моему брату сделали повторный снимок головы, то трещины не нашли. Мой брат быстро поправился. Доктор же ничего не мог понять!» [2, стр. 74]. Последние годы Владыки Иоанна Евангельские Заповеди Блаженства, имея последовательную связь между собой, завершаются наградой за терпение поношений и гонений за правду. Подошло время и для Владыки Иоанна на закате своих дней претерпеть многие скорби. Эти скорби застали его еще в Брюсселе: из Сан-Франциско к нему доходили печальные вести от его духовных чад, что в их приходе начались разногласия. В это время давний друг Владыки Иоанна, Архиепископ Тихон Сан-Франциский, ушел на покой. В его отсутствии сооружение собора было приостановлено, и ссора парализовала общину. В ответ на настойчивую просьбу тысяч русских прихожан в Сан-Франциско Синод назначил Архиепископа Иоанна на Сан-Францискую кафедру для восстановления мира и окончания постройки собора. В Сан-Франциско, этот вечно туманный град дальнего Запада, Владыка прибыл осенью 1962-го года. Под руководством Владыки мир был восстановлен, величественный собор в честь Божией Матери «Всех скорбящих радости» был построен и украшен золотыми куполами. Воздвижение крестов в 1964 году было победным событием в жизни Владыки Иоанна. С того времени величественные кресты на соборе, символы Христовой победы, сияют над холмами современного Вавилона. Но нелегко было Владыке: много пришлось ему кротко и молчаливо терпеть. Он даже был принужден появиться в американском гражданском суде и давать ответ на нелепые обвинения в церковных недочетах приходского совета. Хотя правда восторжествовала, последние годы Владыки были наполнены горечью клеветы и преследований. Сохранилось несколько случаев чудесной помощи Владыки, относящихся к последнему периоду его жизни. Ограничимся двумя рассказами. Анна Ходырева рассказывает: «У моей сестры Ксении Я., жившей в Лос-Анжелесе, сильно и долго болела рука. Она обращалась к врачам, лечилась домашними средствами, но ничего не помогало. Наконец она решила обратиться к Владыке Иоанну и написала ему письмо в Сан-Франциско. Прошло какое-то время, и рука поправилась. Ксения даже начала забывать о прежней боли в руке. Однажды, посещая Сан-Франциско, она пошла в собор на богослужение. В конце службы Владыка Иоанн давал целовать крест. Увидев мою сестру, он спрашивает ее: «Как Ваша рука?» А ведь Владыка видел ее впервые! Как же он узнал ее и то, что у нее болела рука?» [2, стр. 86]. Анна С. вспоминает: «Мы с сестрой попали в аварию. Навстречу ехал пьяный молодой человек. Он с большой силой ударил дверь машины с той стороны, где сидела моя сестра. Вызвали скорую помощь, и сестру отвезли в госпиталь. Ее состояние было очень серьезным — легкое было пропорото и ребро сломано, отчего она очень страдала. Лицо у ней так распухло, что глаз не было видно. Когда Владыка навестил ее, она пальцем подняла свое веко и, увидев Владыку, взяла его руку и поцеловала. Говорить она не могла, т.к. в горле был разрез, но из щелей глаз у нее текли слезы радости. С тех пор Владыка ее навестил несколько раз, и она начала поправляться. Однажды Владыка приехал в госпиталь и, войдя в общую палату, сказал нам: «Мусе сейчас очень плохо.» Затем он пошел к ней, задернул занавеску около кровати и долго молился. К тому времени к нам подошли два врача, и я спросила у их насколько серьезно положение сестры и стоит ли вызывать ее дочь из Канады? (Мы скрыли от дочери, что мать попала в аварию). Врачи ответили: «Вызывать или не вызывать родных — это дело ваше. Мы не гарантируем, что она доживет до утра.» Слава Богу, что она не только выжила в ту ночь, но совсем поправилась и вернулась в Канаду… Мы с сестрой верим, что ее спасли молитвы Владыки Иоанна» [2, стр. 97]. Л. А. Лю вспоминает: «В Сан-Франциско муж мой, попав в автомобильную аварию, очень болел; он потерял контроль равновесия и страдал ужасно. В это время Владыка испытывал множество неприятностей. Зная силу молитв Владыки, я думала: Если приглашу Владыку к мужу, то он поправиться. Однако я постеснялась пригласить Владыку, зная его занятость. Проходит дня два, и вдруг входит к нам Владыка в сопровождении г-на Б. М. Трояна, который его привез. Владыка побыл у нас только минут пять, но я стала верить, что мой муж поправится, хотя он переживал самый критический момент. Действительно, после посещения Владыки у него наступил резкий перелом, после которого он начал поправляться. Позже я встретила г-на Трояна на церковном собрании, и он рассказал мне, что это он правил машиной, когда вез Владыку в аэропорт. Вдруг Владыка говорит ему: «Едем сейчас к Лю.» Тот возразил, что они опоздают на самолет. Тогда Владыка спросил: «Можете ли вы взять на себя жизнь человека?» Делать было нечего, и он повез Владыку к нам. На самолет, однако, Владыка не опоздал, ибо его задержали» [1. стр. 29]. Несколько человек утверждают, что Владыка Иоанн знал о времени и месте своей кончины. 19-го июня 1966 г. Владыка сопроводил чудотворную икону Курско-Коренную в Сеаттл, отслужил Божественную Литургию и остался в алтаре наедине с иконой еще часа три. Затем навестив с Чудотворной иконой духовных детей около собора, он проследовал в комнату церковного дома, где останавливался. Прислужники усадили Владыку в кресло и увидели, что он уже отходит. Так Владыка предал свою душу Богу перед чудотворной иконой Богоматери Знамения Божией Матери. Отпевание Владыки возглавил митрополит Филарет. Шесть дней лежал Владыка в гробу, но, несмотря на жару, никакого запаха тления не ощущалось, а рука его оставалась мягкой. Владыка покоится в усыпальнице под собором. Особый мир и покой царят там и творятся знамения милости Божией. В 1994-ом году специальная комиссия по прославлению Владыки Иоанна обнаружила, что мощи его нетленные. Владыка Иоанн продолжает помогать людям, обращающимся к нему за помощью. Ограничимся здесь двумя случаями. Виктор Бойтон поведал об исцелении Владыкой Иоанном его друга следующее. «Чудо произошло после того, как я получил очередной номер англоязычного издания «Ортодокс лайф» из Джорданвилля с фотографией Владыки Иоанна. У меня был друг — мусульманин из России, который страдал от рака крови и терял зрение. Врачи сказали, что через три месяца он совершенно ослепнет. Поставив фотографию Владыки Иоанна у своей лампады, я начал ежедневно молиться за своего друга. Через короткий период времени мой друг поправился от рака крови и стал нормально видеть. Глазные доктора были поражены этим случаем. С тех пор мой друг ведет нормальный образ жизни и читает беспрепятственно. Действительно Владыка Иоанн свят!» [2, стр. 104]. Протоиерей Стефан П. вспоминает: «Мой брат Павел, не будучи военным, несколько лет жил во Вьетнаме. Там он разыскивал детей, раненных или осиротевших вследствие продолжавшейся тогда войны. Он устраивал их в приюты или госпиталя. Так он сблизился с вьетнамкой, Ким Ен, своей будущей женой, которая тоже помогала несчастным детям. Брат познакомил Ким с Православной верой и с жизнью многих угодников Божиих. Она рассказала брату, что в самые тяжелые моменты ей в сонном видении являлся некий старец, который утешал ее и указывал, что надо делать. Однажды к празднику Пасхи я послал брату кассеты монастырского пения и несколько книг и журналов духовного содержания. Получив мою посылочку и показав духовную литературу Ким, мой брат удивился когда она, увидев обложку одного журнала, воскликнула: «Вот это и есть тот старец, который является мне во сне!» Тут она указала на известный снимок Владыки Иоанна, снятый среди могилок кладбища Ново-Дивеевского монастыря в Спринг-Валлей. Впоследствии Ким крестилась в Православной Церкви с именем Киры» [2, стр. 61]. Блаженнейший митрополит Антоний (Храповицкий), отказываясь от приглашения приехать в Китай, так написал Владыке Димитрию (Вознесенскому) — отцу будущего митрополита Филарета: «Друг, я уже настолько стар и слаб, что не могу думать ни о каком путешествии, кроме путешествия на кладбище… Но вместо себя я, как мою душу, как мое сердце, посылаю к вам Владыку Епископа Иоанна. Этот маленький и слабый человек, почти ребенок с виду, является каким-то чудом аскетической стойкости и строгости в наше время всеобщего духовного расслабления…» Так определил Владыку Иоанна, тогда еще совсем молодого, только что рукоположенного епископа, его великий Авва. Таким был Владыка Иоанн тогда, таким он остался и до конца своей жизни — «чудом аскетической стойкости» — высоким примером духовной, молитвенной настроенности. Владыка Иоанн молился непрерывно. Еще в Харбине молодой, но также духовно настроенный иеромонах Мефодий, точно отметил: «Все мы становимся на молитву, а Владыке Иоанну на нее становиться не нужно: он всегда в ней пребывает…» Действительно, кто имел дело с Владыкой Иоанном как с молитвенником и архипастырем, пекущимся о человеческих душах и всегда готовом прийти на помощь, и кто испытал на себе или на своих близких силу его молитвы — всегда будут с благодарностью вспоминать, что они имели счастье знать величайшего святого 20-го века. Скрыть

_________________

[ylia.kopylova]

В моей жизни произошло одно событие, которое как чудо, по другому назвать не могу. Пришла я как то в храм помолилась, подолша к иконе Серафима Саровского попросила душевных сил и укрепление в вере. И ушла.
Спустя какое то время нахожу у себя на компьютере одну аудиокнигу (я их люблю слушать в дороге) и так она меня увлекла. Слушала днями на пролет, причем были моменты которые я раньше слышала, читала в православных журналах, сайтах, но не могла понять смысл. А тут все понимала. Первых глав в книге не было. Но, когда дослушав книгу я стала искать первые главы, удивительным образом оказалось тчто это творение Серафима Саровского.
Честно говоря, моему удивлению не было предела. Как так, такой Великий Святой снизошел до того, чтобы помочь мне не воцерквленной грешнице, я и на службы не хочу и посты не соблюдаю. До сих пор зайдя в храм его благодарю.

[Olguta]

В наш Томск ожидается приезд св.мощей
святителя Луки Войно-Ясенецкого

рассказ о чуде, произошедшем в наши дни : http://ricolor.org/rus/rz/zo/22_5_11/3/

Скрытый текст: Показать  Назар Стадниченко:С архимандритом Нектарием (Антонополусом) меня познакомил Святитель Лука (Войно-Ясенецкий)  – Назар, о чуде твоего исцеления я впервые услышала в августе 2006 или 2007 года, когда молилась у мощей Святителя Луки в Симферополе. А в 2010 году я увидела интервью с тобой в греческом документальном фильме о Святителе Луке, созданном при участии игумена греческого монастыря Преображения Господня Сагмата архимандрита Нектария. Ему я обязана знакомством с тобой. А как произошла ваша с батюшкой встреча?  – Чудо произошло со мной в 2001 году, а через два года после этого я познакомился с отцом Нектарием. Он приехал на праздник святого Луки в Симферополь, и как потом сказал, был очень расстроен тем, что люди не верят, когда он рассказывает о чудесах. В Греции все нормально воспринимают, когда говоришь о каком-то чуде, а в России, Белоруссии, Украине люди, пока на себе 200 раз не испытают, не верят в чудо. И вот отец Нектарий сидит в гостинице расстроенный, перелистывает журналы. Видит мою фотографию, на которой я стою с иконкой Святителя Луки. Ему интересно, т.к. он собирает все сведения о святом. Подзывает переводчика и, узнав мою историю, звонит в Мурманск, где через знакомого священника в течение двух дней разыскивает меня. Потом он меня пригласил в Грецию в детский православный лагерь, куда возил и ташкентских детей, и симферопольских, и ребят из России. Я ездил в Грецию с разными группами детей четыре года подряд, а потом просто стал приезжать в монастырь Сагмата, где у меня уже есть своя келья. В часовне, освященной в честь Святителя Луки, отец Нектарий создал музей. Здесь есть митра владыки, частица его мощей, чудотворная икона, киот с дарами от благодарных верующих, получивших помощь архиепископа-хирурга.   Назар Стадниченко– Назар, расскажи, пожалуйста, о себе.  – Я родился в Североморске. Сейчас мне 20 лет. Шесть лет назад мы переехали в Москву. В прошлом году я окончил колледж и поступил в ГИТР – Институт телевидения и радиовещания по специальности «звукорежиссура кино и телевидения». Учиться нравится. Хочу быть не только звукорежиссером, который, получив техническое образование, просто сидит за пультом, а творческим человеком. Поэтому музыка всегда со мной. Играю каждый день на фортепиано, для себя, конечно. Десять лет назад, когда я учился в пятом классе музыкальной школы, я уже понял, что хочу стать пианистом, связать свою жизнь с музыкой. Это было единственное дело, которым я занимался. В школе мне все, вроде бы, было интересно, но основное время я уделял музыке. Постоянно были проблемы с физкультурой, с лыжами, которые, как и музыкальная школа, были с утра, а основные уроки – во вторую смену. Поэтому у меня постоянно не было аттестации по физкультуре.  – Почему же ты не поступил в консерваторию, что с тобой произошло?  – Однажды в Феодосии, где мы гостили у бабушки, я пошел гулять с друзьями. Хлопнул дверью и начал спускаться по лестнице. Спустился на один пролет – поворачиваю голову и вижу на стене красные капли. И тут в мозгу у меня срабатывает, что вроде бы ничего не было такого, а откуда появилась кровь? Тут мой взгляд падает на левую руку, и я вижу, что у меня обрублены первые фаланги третьего и четвертого пальцев. И в тот же момент стала болеть рука. Видимо, был какой-то болевой шок. Я сразу начал звонить в дверь соседям, маме. Приехала скорая помощь. Меня прооперировали. Многие пишут, что была ампутация, и пальцы пришили. Нет, в том-то и дело, что не пришивали. Железный дверной замок полностью размозжил фаланги. Их даже негде было искать. Были обрубки, которые просто зашили. Мама постоянно спрашивала врачей, как сын будет играть на фортепиано без фалангов. Может, протезы какие нужны. Врач говорит: «Я сделал то, что от меня требовалось, зашил и все. Ну, ходите на перевязку». Так как я пианист, и всю жизнь хотел заниматься музыкой, для меня это было ужасно. Когда это все случилось, первая моя мысль была: «А как я буду играть на фортепиано?» Для меня дико было, что я больше никогда не подойду к инструменту, не сяду за него. Но моя семья была верующей. Мама ходила в церковь, и в той церкви, где меня крестили, одна знакомая женщина сказала, что можно попросить святого Луку о помощи, чтобы боли поменьше было, заживление шло побыстрее.Его мощи находятся в Симферополе – недалеко от Феодосии, и мы поехали туда. Я приложился к мощам. А мама приложила к моей руке иконочку Святителя Луки, чтобы уменьшить мои страдания, купила святое масло и мазала им мои пальцы. Я своей детской молитвой молился: «Святой Лука, я не знаю, что ты там будешь делать, но я хочу играть на фортепиано, и все!». Я был у мощей один раз. 120 километров – не наездишься особо. Процесс заживления шел быстро. Примерно на третьей перевязке врач сказал маме: «Я не знаю, почему, но у него начинает расти кость, появляться ноготь. Я не могу понять, что это такое. Если бы ногтевая фаланга осталась, ноготь мог бы вырасти, но кость никак не может расти». Каково же было его удивление, когда на протяжении трех недель у меня полностью восстановились пальцы! Они выросли заново, причем, без всякого изъяна! Мама рассказала врачу о Святителе Луке, но врач был в недоумении, так как был неверующим. Решил объяснить все с точки зрения науки. Он сам неоднократно говорил, что прекрасно понимает, что такого быть не может. Тем не менее кость выросла. И отец Нектарий встречался с ним, говорил с ним, но он так и не поверил, что это чудо Святителя Луки. Тогда о журналистах и речи не было, но в храмах рассказывали об этом чуде со мной, и люди узнавали.   – А как твои занятия музыкой?    – Меньше чем через год после операции на фортепианном конкурсе «Североморские затеи» я занял II место. Мама поехала в Свято-Троицкий женский монастырь Симферополя и заказала благодарственный молебен у мощей Святителя Луки. Она привезла копии диплома и медицинских документов, мою фотографию, на которой я держу чудотворную иконку Святого врача уже совершенно здоровой рукой. Именно благодаря этой фотографии в журнале я и смог познакомиться с отцом Нектарием. Я очень благодарен святому и Господу за чудо исцеления и за знакомство с таким замечательным и добрым человеком, как отец Нектарий. У моих родителей как военнослужащих – вторая форма допуска, и им нельзя выезжать за границу. В 14 лет они мне сделали справку, и я самостоятельно объехал всю Грецию, был на многих островах. И на Кипре был.    Архимандрит Нектарий и Назар Стадниченко  – Известно, что все дети из детских домов, интернатов, неполных или многодетных семей, приглашенные отцом Нектарием из России и Украины, ездили в лагерь бесплатно – за счет пожертвований, сделанных греками. Эту благотворительную программу батюшка назвал «Мост любви». А твои поездки кто оплачивал?  – Как и для всех других детей, оплачивал их отец Нектарий. Я до сих пор общаюсь со многими детьми. Они уже подросли. Теперь у меня есть знакомые и в Крыму, и в Сибири, и по всей России. Впечатления, конечно, потрясающие. Когда тебе 12 лет, и ты впервые приехал в страну с новой культурой, где такой теплый прием, естественно, все это даже в голове не укладывается.  – Все ли ребята, приезжавшие в лагерь, были верующими?  – Конечно, не все. Некоторые дети вроде бы и верят, но вроде бы еще далеки от веры. Пока жареный петух не клюнет. Я очень хорошо знаком с детдомовскими детьми из Ханты-Мансийска, из Сибири, где уровень жизни известно какой. Естественно, им некому сказать, кто такой Бог, и они не знают этого. Родители не могут привести их к вере – их либо нет, либо они ведут беспорядочный образ жизни. Видя в Греции то тепло, которое дает отец Нектарий и вообще все дружелюбные греки, сознание детей меняется. Тем более что в лагере некрещеные дети имеют возможность окреститься. Я сам неоднократно был свидетелем того, как отец Нектарий крестил ребят. И это очень повлияло на них, даже характер детей менялся к лучшему. В памяти остаются незабываемые впечатления. Жаль, что в этом году в июне смогли поехать лишь дети из Крыма. Их отдых оплатил один состоятельный грек. А вот для детей из России спонсора ни у нас, ни в Греции не нашлось, а отец Нектарий еще не выплатил долг за прошлогоднюю лагерную смену.  – Если бы не встреча с о. Нектарием, твоя жизнь была бы другой? – Я даже не знаю, какой бы она была. Но все это идет от святого Луки. Столько совпадений! Я родился в Черкассах, где родители святого Луки жили с семьей старшего сына Владимира. В Феодосии меня крестил в храме тот батюшка, которого рукополагал в священники сам владыка Лука. Именно в этом храме мама и узнала об этом святом. Конечно, встреча с отцом Нектарием очень много мне дала. Благодаря ему я познакомился с внучкой святителя Луки Татьяной Войно-Ясенецкой, которая живет в Одессе. Два года подряд отец Нектарий приглашал в Грецию ее маму, но после ее смерти теперь туда ездит Таня. Это потрясающий человек. Мы с ней очень подружились и часто общаемся, причем, на «ты». Таня – врач-анестезиолог, а ее муж Сережа – врач-патологоанатом.  – У нее сохранились мемориальные вещи святого Луки? – Все оригинальные справки, документы, фотографии, портреты, картины, короче все, что попадает к Тане, она отдает отцу Нектарию, который, создав музей Святителя Луки, делает благое дело. Я тоже все свои оригинальные справки отдал в этот музей.  – Назар, спасибо за рассказ. Думаю, что он укрепит в вере многих людей и поможет им чаще обращаться за помощью к одному из самых удивительных святых XX века. Беседовала Ирина Ахундова Прислано автором 27 июня 2011 г. Скрыть

О его жизни: http://www.foma.ru/article/index.php?news=5770
11 июня 1961 г. умер святой, чья история — за недавностью лет — остается понятной и близкой нам всем, и в то же время она не может не поражать.

Святитель Лука (Войно-Ясенецкий). Врач, лечивший обычных людей, многие из которых живы и сейчас; профессор, читавший лекции обычным студентам, ныне практикующим врачам. Политзаключенный, прошедший ссылки, тюрьмы и пытки и… ставший лауреатом Сталинской премии. Хирург, спасший от слепоты сотни людей и сам потерявший зрение в конце жизни. Гениальный врач и талантливый проповедник, порой метавшийся между этими двумя призваниями. Христианин огромной силы воли, честности и безбоязненной веры, но не избежавший серьезных ошибок на своем пути. Реальный человек. Пастырь. Ученый. Святой…

Скрытый текст: Показать Святитель ЛУКА (Войно-Ясенецкий) — ПРОФЕССОР, ВРАЧ, АРХИЕПИСКОП 11 июня — день памяти святого Святитель Лука пока не так широко известен, как патриарх Тихон или преподобномученица великая княгиня Елисавета. Мы предлагаем вниманию читателя наиболее яркие факты его необыкновенной биографии, которой, кажется, вполне хватило бы на несколько жизней.  «Я не вправе заниматься тем, что мне нравится» О медицине будущий «святой хирург» никогда не мечтал. Зато с детства мечтал о профессии художника. Окончив Киевскую художественную школу и проучившись некоторое время живописи в Мюнхене, Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) вдруг… подает документы на медицинский факультет Киевского университета. «Недолгие колебания кончились решением, что я не вправе заниматься тем, что мне нравится, но обязан заниматься тем, что полезно для страдающих людей», — вспоминал архиепископ Лука.  В университете он приводил в изумление студентов и профессоров своим принципиальным пренебрежением к карьере и личным интересам. Уже на втором курсе Валентина прочили в профессоры анатомии (художественные навыки ему тут как раз и пригодились), но после окончания университета этот прирожденный ученый объявил, что будет... земским врачом — занятие самое непрестижное, тяжелое и малоперспективное. Товарищи по курсу недоумевали! А владыка Лука потом признается: «Я был обижен тем, что они меня совсем не понимают, ибо я изучал медицину с исключительной целью быть всю жизнь деревенским, мужицким врачом, помогать бедным людям». «Слепых делает зрячими…» Операциям на глазах Валентин Феликсович стал учиться сразу после выпускных экзаменов, зная, что в деревне с ее грязью и нищетой свирепствует болезнь-ослепительница — трахома. Приема в больнице ему казалось недостаточно, и он стал приводить больных к себе домой. Они лежали в комнатах, как в палатах, Святитель Лука (Войно-Ясенецкий) лечил их, а его мать — кормила.  Однажды после операции у него прозрел молодой нищий, потерявший зрение еще в раннем детстве. Месяца через два он собрал слепых со всей округи, и вся эта длинная вереница пришла к хирургу Войно-Ясенецкому, ведя друг друга за палки. В другой раз епископ Лука прооперировал целую семью, в которой слепыми от рождения были отец, мать и пятеро их детей. Из семи человек после операции шестеро стали зрячими. Прозревший мальчик лет девяти впервые вышел на улицу и увидел мир, представлявшийся ему совсем по-иному. К нему подвели лошадь: «Видишь? Чей конь?» Мальчик смотрел и не мог ответить. Но привычным движением ощупав коня, закричал радостно: «Это наш, наш Мишка!» Гениальный хирург обладал невероятной работоспособностью. С приходом Войно-Ясенецкогов больницу Переславля-Залесского число проводимых операций возросло в несколько раз! Спустя время, в 70-х годах врач этой больницы с гордостью докладывал: делаем полторы тысячи операций в год — силами 10-11 хирургов. Внушительно. Если не сравнивать с 1913 годом, когда один Войно-Ясенецкий делал в год тысячу операций…   Регионарная анестезия  В то время больные зачастую умирали не в результате неудачного оперативного вмешательства, а попросту не перенеся наркоза. Поэтому многие земские врачи отказывались либо от наркоза при операциях, либо от самих операций! Архиепископ Лука посвятил свою диссертацию новому методу обезболивания — регионарной анестезии (степень доктора медицины он получил именно за эту работу). Регионарная анестезия — самая щадящая по последствиям по сравнению с обычной местной и тем более общей анестезией, однако — самая сложная по исполнению: укол при этом способе делается в строго определенные участки тела — по ходу нервных стволов. В 1915 году вышла в свет книга Войно-Ясенецкого на эту тему, за нее будущему архиепископу была присуждена премия Варшавского университета.  Женитьба… и монашество  Когда-то в молодости будущего архиепископа пронзили в Евангелии слова Христа: «Жатвы много, а делателей мало». Но о священстве, и тем более о монашестве, он помышлял, вероятно, еще меньше, чем в свое время о медицине. Работая во время русско-японской войны на Дальнем Востоке, военно-полевой хирург Войно-Ясенецкий женился на сестре милосердия — «святой сестре», как ее называли коллеги, — Анне Васильевне Ланской. «Она покорила меня не столько своей красотой, сколько исключительной добротой и кротостью характера. Там два врача просили ее руки, но она дала обет девства. Выйдя за меня замуж, она нарушила этот обет. За нарушение его Господь тяжело наказал ее невыносимой, патологической ревностью…» Женившись, Валентин Феликсович вместе с супругой и детьми переселялся из города в город, работая земским врачом. Радикальных перемен в жизни ничто не предвещало. Но однажды, когда будущий святитель приступил к написанию книги «Очерки гнойной хирургии» (за которую в 1946 году ему и дали Сталинскую премию), вдруг у него появилась крайне странная, неотвязная мысль: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа». Так впоследствии и случилось. В 1919 году, в возрасте 38 лет, умерла от туберкулеза жена Войно-Ясенецкого. Четверо детей будущего архиепископа остались без матери. А для их отца открылся новый путь: через два года он принял священнический сан, а еще через два — монашеский постриг, с именем Лука.    «Валентина Феликсовича больше нет…»  В 1921 году, в разгар Гражданской войны, Войно-Ясенецкий появился в больничном коридоре… в рясе и с наперсным крестом на груди. Оперировал в тот день и в последующем, конечно, без рясы, а как обычно, в медицинском халате. Ассистенту, который обратился к нему по имени-отчеству, ответил спокойно, что Валентина Феликсовича больше нет, есть священник отец Валентин. «Надеть рясу в то время, когда люди боялись упоминать в анкете дедушку-священника, когда на стенах домов висели плакаты: “Поп, помещик и белый генерал — злейшие враги Советской власти”, — мог либо безумец, либо человек безгранично смелый. Безумным Войно-Ясенецкий не был…» — вспоминает бывшая медсестра, работавшая с отцом Валентином. Лекции студентам он читал также в священническом облачении, в облачении же являлся на межобластное совещание врачей... Перед каждой операцией молился, благословлял больных. Его коллега вспоминает: «Неожиданно для всех прежде чем начать операцию, Войно-Ясенецкий перекрестился, перекрестил ассистента, операционную сестру и больного. В последнее время он это делал всегда, вне зависимости от национальности и вероисповедания пациента. Однажды после крестного знамения больной — по национальности татарин — сказал хирургу: „Я ведь мусульманин. Зачем же Вы меня крестите?“ Последовал ответ: „Хоть религии разные, а Бог один. Под Богом все едины“. Однажды в ответ на приказ властей убрать из операционной икону главврач Войно-Ясенецкийушел из больницы, сказав, что вернется только тогда, когда икону повесят на место. Конечно, ему отказали. Но вскоре после этого в больницу привезли больную жену партийного начальника, нуждавшуюся в срочной операции. Та заявила, что будет оперироваться только у Войно-Ясенецкого. Местным начальникам пришлось пойти на уступки: вернулся епископ Лука, а на следующий после операции день вернулась и изъятая икона. Диспуты Войно-Ясенецкий был превосходным и бесстрашным оратором — оппоненты побаивались его. Однажды, вскоре после рукоположения, он выступал в Ташкентском суде по «делу врачей», которых обвиняли во вредительстве. Руководитель ЧК Петерс, известный своей жестокостью и беспринципностью, решил устроить из этого сфабрикованного дела показательный процесс. Войно-Ясенецкий был вызван в качестве эксперта-хирурга, и, защищая осужденных на расстрел коллег, разбил доводы Петерса в пух и прах. Видя, что триумф ускользает из его рук, выведенный из себя чекист набросился на самого отца Валентина: — Скажите, поп и профессор Ясенецкий-Войно, как это вы ночью молитесь, а днем людей режете? — Я режу людей для их спасения, а во имя чего режете людей вы, гражданин общественный обвинитель? — парировал тот. Зал разразился хохотом и аплодисментами! Петерс не сдавался: — Как это вы верите в Бога, поп и профессор Ясенецкий-Войно? Разве вы видели своего Бога? — Бога я действительно не видел, гражданин общественный обвинитель. Но я много оперировал на мозге и, открывая черепную коробку, никогда не видел там также и ума. И совести там тоже не находил. Колокольчик председателя потонул в хохоте всего зала. «Дело врачей» с треском провалилось…  11 лет тюрем и ссылок  В 1923 году Луку (Войно-Ясенецкого) арестовали по нелепому стандартному подозрению в «контрреволюционной деятельности» — неделю спустя после того, как он был тайно рукоположен в епископы. Это стало началом 11 лет тюрем и ссылок. Владыке Луке дали проститься с детьми, посадили в поезд... но тот минут двадцать не трогался с места. Оказывается, поезд не мог двинуться, потому что толпа народа легла на рельсы, желая удержать епископа в Ташкенте… В тюрьмах епископ Лука делился теплой одеждой со «шпаной» и получал в ответ доброе отношение даже воров и бандитов. Хотя иной раз уголовники его грабили и оскорбляли... А однажды во время следования по этапу, на ночлеге, профессору пришлось произвести операцию молодому крестьянину. «После тяжелого остеомиелита, никем не леченного, у него торчала из зияющей раны в дельтовидной области вся верхняя треть и головка плечевой кости. Нечем было перевязать его, и рубаха, и постель его всегда были залиты гноем. Я попросил найти слесарные щипцы и ими без всякого затруднения вытащил огромный секвестр (омертвевший участок кости — авт.).» «Мясник! Зарежет больного!» Епископа Луку ссылали на Север трижды. Но и там он продолжал работать по своей медицинской специальности. Однажды, только прибыв по этапу в город Енисейск, будущий архиепископ пошел прямо в больницу. Представился заведующему больницей, назвав свое монашеское и мирское (Валентин Феликсович) имя, должность, просил разрешения оперировать. Заведующий сперва даже принял его за сумасшедшего и, чтобы отделаться, схитрил: «У меня плохой инструмент — нечем делать». Однако хитрость не удалась: посмотрев инструментарий, профессор Войно-Ясенецкий, конечно, дал ему реальную — довольно высокую — оценку. На ближайшие дни была назначена сложная операция... Едва начав ее, первым широким и стремительным движением Лука рассек скальпелем брюшную стенку больного. «Мясник! Зарежет больного», — промелькнуло в голове у заведующего, ассистировавшего хирургу. Лука заметил его волнение и сказал: «Не беспокойтесь, коллега, положитесь на меня». Операция прошла превосходно. Позже заведующий признался, что испугался в тот раз, но впоследствии поверил в приемы нового хирурга. «Это не мои приемы, — возразил Лука, — а приемы хирургии. У меня же просто хорошо натренированные пальцы. Если мне дадут книгу и попросят прорезать скальпелем строго определенное количество страниц, я прорежу именно столько и ни одним листком больше». Ему тут же была принесена стопка папиросной бумаги. Епископ Лука ощупал ее плотность, остроту скальпеля и резанул. Пересчитали листочки — порезано было ровно пять, как и просили...  Ссылка на Ледовитый океан  Самая жестокая и далекая ссылка епископа Луки — «На Ледовитый океан!», как выразился в приступе гнева местный начальник. Владыку конвоировал молодой милиционер, который признался ему, что чувствует себя Малютой Скуратовым, везущим митрополита Филиппа в Отроч монастырь. Милиционер не повез ссыльного на самый океан, а доставил в местечко Плахино, за 200 километров от Полярного круга. В глухом поселке стояло три избы, в одной из них и поселили владыку. Он вспоминал: «Вместо вторых рам были снаружи приморожены плоские льдины. Щели в окнах не были ничем заклеены, а в наружном углу местами виден сквозь большую щель дневной свет. На полу в углу лежала куча снега. Вторая такая же куча, никогда не таявшая, лежала внутри избы у порога входной двери. <…> Весь день и ночь я топил железную печку. Когда сидел тепло одетым за столом, то выше пояса было тепло, а ниже — холодно»… Однажды в этом гиблом месте епископу Луке пришлось крестить двух детей совершенно необычным образом: «В станке кроме трех изб, было два человеческих жилья, одно из которых я принял за стог сена, а другое — за кучу навоза. Вот в этом последнем мне и пришлось крестить. У меня не было ничего: ни облачения, ни требника, и за неимением последнего я сам сочинил молитвы, а из полотенца сделал подобие епитрахили. Убогое человеческое жилье было так низко, что я мог стоять только согнувшись. Купелью служила деревянная кадка, а всё время совершения Таинства мне мешал теленок, вертевшийся возле купели»…             Клопы, голодовка и пытки  В тюрьмах и ссылках владыка Лука не терял присутствия духа и находил в себе силы для юмора. Он рассказывал о заключении в Енисейской тюрьме, во время первой ссылки: «Ночью я подвергся такому нападению клопов, которого нельзя было и представить себе. Я быстро заснул, но вскоре проснулся, зажег электрическую лампочку и увидел, что вся подушка и постель, и стены камеры покрыты почти сплошным слоем клопов. Я зажег свечу и начал поджигать клопов, которые стали падать на пол со стен и постели. Эффект этого поджигания был поразительным. Через час поджигания в камере не осталось ни одного клопа. Они, по-видимому, как-то сказали друг другу: «Спасайтесь, братцы! Здесь поджигают!» В последующие дни я больше не видел клопов, они все ушли в другие камеры». Конечно, не на одном чувстве юмора держался епископ Лука. «В самое трудное время, — писал владыка, — я очень ясно, почти реально ощущал, что рядом со мной Сам Господь Бог Иисус Христос, поддерживающий и укрепляющий меня». Однако было время, когда он и роптал на Бога: слишком долго не кончалась тяжелая северная ссылка... А во время третьего ареста, в июле 1937 года, епископ доходил почти до отчаяния от мучений. К нему применили жесточайшую пытку — 13-дневный «допрос конвейером». Во время этого допроса сменяются следователи, арестанта же днем и ночью держат практически без сна и отдыха. Епископа Луку били сапогами, сажали в карцер, содержали в ужасающих условиях... Трижды он объявлял голодовку, пытаясь таким образом протестовать против беззаконий властей, против нелепых и оскорбительных обвинений. Однажды он даже предпринял попытку перерезать себе крупную артерию — не с целью самоубийства, а чтобы попасть в тюремную больницу и получить хоть какую-то передышку. Изможденный, он падал в обморок прямо в коридоре, терял ориентацию во времени и пространстве… «Ну уж нет, извините, никогда не забуду!» С началом Великой Отечественной войны ссыльный профессор и епископ был назначен главным хирургом эвакогоспиталя в Красноярске, а потом — консультантом всех красноярских госпиталей. «Раненые офицеры и солдаты очень любили меня, — вспоминает владыка. — Когда я обходил палаты по утрам, меня радостно приветствовали раненые. Некоторые из них, безуспешно оперированные в других госпиталях по поводу ранения в больших суставах, излеченные мною, неизменно салютовали мне высоко поднятыми прямыми ногами». После, получив, словно подачку, медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—45 гг.», архиепископ произнес ответную речь, от которой у партработников волосы встали дыбом: «Я вернул жизнь и здоровье сотням, а может, и тысячам раненых и наверняка помог бы еще многим, если бы вы не схватили меня ни за что ни про что и не таскали бы одиннадцать лет по острогам и ссылкам. Вот сколько времени потеряно и сколько людей не спасено отнюдь не по моей вине». Председатель облисполкома стал было говорить, мол, надо забыть прошлое и жить настоящим и будущим, на что владыка Лука ответил: «Ну нет уж, извините, не забуду никогда!»  Страшный сон  В 1927 году епископ Лука совершил ошибку, о которой впоследствии очень сильно жалел. Он просил об увольнении на покой и, пренебрегая пастырскими обязанностями, стал заниматься почти исключительно медициной — он мечтал основать клинику гнойной хирургии. Епископ даже стал носить гражданскую одежду и в Министерстве здравоохранения получил должность консультанта при андижанской больнице… С этих пор жизнь его разладилась. Он переезжал с места на место, операции бывали неудачными, епископ Лука признавался: он чувствует, что его оставила Божья благодать... Однажды ему приснился невероятный сон: «Мне снилось, что я в маленькой пустой церкви, в которой ярко освещен только алтарь. В церкви неподалеку от алтаря у стены стоит рака какого-то преподобного, закрытая тяжелой деревянной крышкой. В алтаре на престоле положена широкая доска, и на ней лежит голый человеческий труп. По бокам и позади престола стоят студенты и врачи и курят папиросы, а я читаю им лекции по анатомии на трупе. Вдруг я вздрагиваю от тяжелого стука и, обернувшись, вижу, что упала крышка с раки преподобного, он сел в гробу и, повернувшись, смотрит на меня с немым укором… Я с ужасом проснулся…» Впоследствии епископ Лука совмещал церковное служение с работой в больницах. В конце жизни был назначен в Крымскую епархию и делал все, чтобы в тяжелейшую хрущевскую эпоху не угасла церковная жизнь. Архиерей в заплатанной рясе Даже став в 1942 году архиепископом, святитель Лука питался и одевался очень просто, ходил в заплатанной старой рясе и всякий раз, когда племянница предлагала ему сшить новую, говорил: «Латай, латай, Вера, бедных много». Софья Сергеевна Белецкая, воспитательница детей владыки, писала его дочери: «К сожалению, папа опять одет очень плохо: парусиновая старая ряса и очень старый, из дешевой материи подрясник. И то, и другое пришлось стирать для поездки к Патриарху. Здесь все высшее духовенство прекрасно одето: дорогие красивые рясы и подрясники прекрасно сшиты, а папа... хуже всех, просто обидно...» Архиепископ Лука всю жизнь был чуток к чужим бедам. Большую часть своей Сталинской премии он пожертвовал на детей, пострадавших от последствий войны; устраивал обеды для бедных; ежемесячно рассылал денежную помощь гонимым священнослужителям, лишенным возможности зарабатывать на хлеб. Однажды он увидел на ступеньках больницы девочку-подростка с маленьким мальчиком. Выяснилось, что их отец умер, а мать надолго положили в больницу. Владыка повел детей к себе домой, нанял женщину, которая приглядывала за ними, пока не выздоровела их мать. «Главное в жизни — делать добро. Если не можешь делать для людей добро большое, постарайся совершить хотя бы малое», — говорил Лука.  «Вредный Лука!»  Как человек, святитель Лука был строг и требователен. Он нередко запрещал в служении неподобающе ведущих себя священников, лишал некоторых сана, строго запрещал крестить детей с неверующими восприемниками (крестными), не терпел формального отношения к служению и подхалимства перед властями. «Вредный Лука!» — воскликнул как-то уполномоченный, узнав, что тот лишил сана очередного священника (за двоеженство). Но архиепископ умел и признавать свои ошибки... Сослуживший ему в Тамбове протодиакон отец Василий рассказывал такую историю: в храме был пожилой прихожанин, кассир Иван Михайлович Фомин, он читал на клиросе Часы. Читал плохо, неверно произносил слова. Архиепископу Луке(тогда возглавлявшему Тамбовскую кафедру) приходилось постоянно его поправлять. В один из дней, после службы, когда владыка Лука в пятый или шестой раз объяснял упрямому чтецу, как произносятся некоторые церковнославянские выражения, произошла неприятность: эмоционально размахивая богослужебной книгой, Войно-Ясенецкий задел Фомина, а тот объявил, что архиерей ударил его, и демонстративно перестал посещать храм... Через короткое время глава Тамбовской епархии, надев крест и панагию (знак архиерейского достоинства), через весь город отправился к старику просить прощения. Но обиженный чтец... не принял архиепископа! Спустя время владыка Лука пришел снова. Но Фомин не принял его и во второй раз! «Простил» он Луку лишь за несколько дней до отъезда архиепископа из Тамбова.             Мужество  В 1956 году архиепископ Лука полностью ослеп. Он продолжал принимать больных, молясь об их выздоровлении, и его молитвы творили чудеса. Святитель скончался в Симферополе рано утром 11 июня 1961 года, в воскресение, в день Всех святых, в земле Российской просиявших. Власти сделали все, чтобы похороны не стали «церковной пропагандой»: подготовили к публикации большую антирелигиозную статью; запретили пешую процессию от собора до кладбища, сами подогнали автобусы для провожающих владыку и велели ехать по окраине города. Но случилось непредвиденное. Никто из прихожан не сел в приготовленные автобусы. На дышащего злобой и угрозами уполномоченного по делам религии никто не обращал внимания. Когда катафалк с гробом двинулся прямо на верующих, регент собора, Анна, крикнула: «Люди, не бойтесь! Он нас не задавит, они не пойдут на это — хватайтесь за борт!» Люди тесным кольцом обступили машину, и она смогла тронуться только с очень небольшой скоростью, так что получилась пешая процессия. Перед поворотом на окраинные улицы женщины легли на дорогу, так что машине пришлось ехать через центр. Центральная улица наполнилась народом, движение прекратилось, пешая процессия продолжалась три часа, люди всю дорогу пели «Святый Боже». На все угрозы и уговоры функционеров отвечали: «Мы хороним нашего архиепископа»...  Его мощи были обретены 22 ноября 1995 года. В том же году определением Синода Украинской Православной Церкви архиепископ Лука был причислен к лику местночтимых святых. А в 2000 году Архиерейский Собор Русской Православной Церкви прославил священноисповедника Луку в сонме новомученников и исповедников Российских XX века.  Скрыть

_________________

[Anyta27]

И от меня спасибо